«Я обязан быть столпом, на который люди опираются». Семейные воспоминания о священноисповеднике Сергии Правдолюбове (Касимовском). Часть 3

В основу очередной публикации легли беседы протоиерея Сергия Правдолюбова, настоятеля храма Троицы в Голенищеве, которые прозвучали в этом году на радио «Радонеж» в рамках передачи «Родное село». Эти воспоминания бережно хранятся в семейных преданиях и архивах рода Правдолюбовых и передаются из поколения в поколение. Чтобы не скрыть эти крупицы света новомучеников под спудом, предлагаем вниманию читателей расшифровку этих бесед, посвященных священноисповеднику Сергию Касимовскому, в сокращении и с авторской редактурой.

Сын священноисповедника Сергия, ставший протоиереем и служивший 22 года в селе Маккавееве (поселок Сынтул), говорил: «Папа мой — отец Сергий — обладал особой силой. Он был для всех нас корнем, из которого мы выросли». Во времена священноисповедника Сергия требовалось укрепление в вере, требовались твердость и решимость, которые очень-очень много раз помогали окружающим людям — это и есть тот «корень, из которого мы все выросли».

Знаменательны слова дочки священноисповедника Сергия Веры Сергеевны.

Отец Сергий говорил ей: «Вера, я вовсе не такой сильный, энергичный, как некий столп, на котором всё утверждается, — я не такой, у меня характер-то другой. Я чаще всего и слабый, и молитвы у меня нет сильной. Нет у меня тех оснований, чтобы быть укреплением для людей, но я вижу, как им трудно, — и я обязан быть для них стержнем и столпом, на который люди опираются».

Это очень интересно. Отца Сергия можно сравнить с его современником владыкой Игнатием (Садковским), священномучеником, похожим на отца Сергия по характеру: совсем никаким «столпом» он не был, а при всем том стал, как столп, несокрушимым. Так и священноисповедник Сергий преодолевал свой характер ради других людей.

Хочется еще сказать несколько слов о том, что было в Троицком соборе в слободе Кукарке. Служба была там торжественная, яркая, красивая, молитвенная. Все службы прекрасно совершал отец Сергий. Он не только на простых службах, но и на архиерейских умел всегда помогать служащим, чтобы богослужение совершилось молитвенно и духовно. И, конечно, именно там, в слободе Кукарке, расцвела его проповедническая деятельность. Природные дарования и академическое образование дали ему возможность проповедовать энергично, сильно и смело. Церковная жизнь держалась вокруг храма усердием будущего священноисповедника Сергия.

Вспоминается случай, произошедший с одним из батюшек из Троицкого собора в слободе Кукарке. Его звали протоиерей Андрей Кедров. Это был смиренный человек, необъяснимо смиренный. Какой-то возвышенный в своем смирении и простоте. А он закончил не только духовную академию, но еще и написал диссертацию, и имел ученую степень магистра богословия — это было очень высокое звание в дореволюционное время. Он никак не проявлял свою значимость, свой авторитет. Моему отцу (прот. Анатолию (Правдолюбову; 1914–1981) — Ред.) тогда было 8 лет, и вот как он рассказывает про отца Андрея:

«Я всматривался в него: кто он, почему он так скромно ведет себя? И увидел такие глубокие, чистые, как у ребенка, глаза и такие смирение и простоту, какие трудно найти».

Вот такой был удивительный человек. Однажды этот батюшка подошел к отцу Сергию и сказал: «Отец Сергий, ко мне привели одну девушку, одержимую, в нее бес вселился. Что я могу сделать? Они просят помочь, а как я могу помочь!»

Отец Анатолий рассказывал, что дедушка Сергий не включился в проблему, не принял слова этого батюшки как просьбу о благословении, а просто взял и процитировал, как студент: «Сей род ничим же изгонится, токмо молитвою и постом» (Мф. 17, 21), — сказал он, вовсе не думая повелевать этому батюшке. А батюшка, магистр богословия, воспринял его слова как благословение. Он взял на себя пост и 40 дней постился, невзирая на то, что в это время не было ни Великого поста, ни других постов. Просто взял и стал поститься. И поститься строго. 40 дней он постился, а после этого велел родителям девушки прийти. Они пришли. Он взял и прочитал какую-то молитву, твердо веруя, что это благословение отца Сергия, будущего священноисповедника. И на глазах у всех, средь белого дня, люди видели, как у девушки изо рта вышло синее пламя. Она стала совершенно здравым, нормальным человеком. Простота и смирение отца Андрея Кедрова произвели поразительное действие. Вот как важно получить благословение или даже услышать слова Священного Писания по этому поводу. Своими же силами такие действия совершенно невозможны.

В слободе Кукарка у отца Сергия родился сыночек, которого назвали Владимиром. Еще был Виктор, и там же родилась Вера. Отец Сергий и его супруга Лидия получили письмо из Касимова от отца, протоиерея Анатолия Авдеевича, будущего священномученика:

«Дорогие дети, мы уже стареем и недолго проживем, — и далее такие сильные слова: — заклинаем вас Богом Живым, возвращайтесь обратно в ваш город, в котором вы родились, в котором вы жили, порадуйте нас своими детьми, нашими внуками, чтобы мы могли какое-то время перед нашей кончиной порадоваться как вашему служению, так и присутствию наших дорогих внуков и внучек».

После этого письма отец Сергий и Лидия стали собираться уезжать. Они там уже привыкли — и к собору, в котором служили, и к богослужениям, и все у них было хорошо. Но заболел скарлатиной маленький Владимир — ему было почти 4 года, — и его отвезли в больницу. Он часто говорил няньке, которая около него дежурила: «Я хочу к маме на кухню, пустите меня! Поехали обедать туда!» Он не выжил: умер после болезни. Родителям было трудно пережить его кончину. Его похоронили недалеко от Троицкого собора — на кладбище с каменной оградой и красивой церковью. Отец Сергий все время вспоминал о своем сыне Владимире:

«Я иду из храма домой и вижу: там, где калитка, где ворота, маленькие ножки в черных чулочках ходят и ждут, пока папа из церкви придет. Один раз, пока ждал меня, он даже заснул на деревянном помосте, там, где шел путь в дом из храма».

И, конечно, было тяжело уехать от могилки маленького Владимира. Но ехать было надо.

Надо было собираться. Что могли, организовали. Что было приобретено — смогли продать, чтобы на дорогу хватило денег, и можно было возвратиться в Касимов. Это был долгий трудный путь по воде: река Пижма впадает в реку Каму, Кама впадает в Волгу, по Волге — до Нижнего Новгорода, там, где Ока впадает. И по Оке надо было возвратиться в Касимов. С большим трудом они выполнили благословение своего родителя — протоиерея Анатолия. Плыли на пароходе, потом их загрузили на баржу. Затем нашли какой-то карбас, который тянул маленький пароходик против течения. В 1923-м году деньги поменялись, и то, что у них было, что они приготовили на переезд и на устройство в Касимове, превратилось из рублей в небольшие копейки.

Описывает возвращение сын отца Сергия будущий протоиерей Анатолий (ему было тогда 9 лет):

«Наконец после долгого путешествия, когда уже проехали Елатьму (в старину это был город, сейчас называется рабочий поселок), мы увидели Касимов. Сердце возрадовалось, душа затрепетала, потому что открывалась очень красивая панорама: на высоком левом берегу стоит город, в нем 12 храмов. 10 находились на берегу, еще два в других местах: Архангела Михаила (где сейчас автовокзал) и тюремная церковь (которую раньше всех закрыли). Самая ранняя церковь — Святой Троицы, с большой колоннадой, красивыми арками, которая, если ехать из Москвы или Рязани, стояла первой на берегу. Потом шла церковь Параскевы Пятницы Казанского женского монастыря. Потом — Никольская церковь, новая Казанская церковь коричневого цвета, построенная в 1914-м году, а потом церковь Благовещения, потом Вознесенский собор с огромной колокольней, церковь Успения. И последние две церкви — Георгия Победоносца и Ильинская. Это была удивительная панорама».

В Казанском монастыре две церкви были разрушены, они не сохранились до наших дней. Во всех храмах были колокола. Город был совсем другой. Очень любили приезжать в Касимов архиереи, и, когда они приезжали, было большое торжество, колокольный звон во всех храмах. Эти приезды любили касимовские жители.

Рассказывает отец Анатолий, сын священноисповедника Сергия:

«Соборный протоиерей (не настоятель, а второй протоиерей) находился на лечении в больнице в Рязани и там умер. Когда его привезли хоронить в Касимов, это был тоже незабываемый день. Колокольни города звонили во все колокола. Пароход с телом протоиерея приближался к городу Касимову. Первой зазвонила Троицкая церковь, потом церковь Параскевы Пятницы, за ней Никольская церковь, затем Казанская… И пароход отвечал храмам густым громким минорым трезвучием; обертоны этого гудка походили на звук старинных колоколов, которые обладали таким же минорным тембром. Когда пароход подошел к пристани, ударили в большой колокол Вознесенского собора, спустился к пристани крестный ход: батюшки в облачениях, народ с хоругвями, — встретили тело усопшего протоиерея и с горки, которая ведет от пристани, несли в собор для торжественного отпевания».

Вот так вспоминаешь отца и удивляешься, какой был город.

После приезда отца Сергия как раз освободилось место настоятеля в Троицкой церкви города Касимова, где отец Сергий и прослужил до 1935 года. В Троицкой церкви был большой актив: и купцы, и владелец какого-то пароходного общества, энергичный и могущественный человек. На Троицу, благодаря этому владельцу пароходного общества (это было до революции), пароходы украшали березовыми ветками и возили на них прихожан. Пароход делал несколько поворотов: вверх по течению и вниз по течению, — и причаливал к пристани. Так праздновали престольный праздник.

Как рассказывает сын отца Сергия, очень скоро в слободу Кукарку пришли обновленцы, и началась борьба против батюшек, несогласных с ними. А в Касимове в 1923–24-м году воинствующего обновленческого раскола еще не было, и можно было служить более-менее нормально, как в старину. После 1925 года обновленчество тоже усилилось, и пришлось с ним бороться.

Проповеди отец Сергий говорил отличные. Сохранившиеся проповеди, написанные самим священноисповедником Сергием или записанные кем-то еще, не дают полноты представления о них. Это было какое-то особое мастерство, которое трудно передать на бумаге. Проповеди были заранее приготовлены, но они не по бумаге читались, а говорились живо, энергично, сильно, были наполнены внутренним духовным содержанием. Это как проповедь или пророчество о Господе Иисусе Христе, и такие проповеди воздействовали на людей. Вот что рассказывает Наталья Федоровна Дмитрева:

«Стоит на амвоне отец Сергий и то к одному обращается, то к другому, повернется направо — как будто каждому человеку по отдельности говорит. Это воздействие было очень сильное».

Отец Сергий говорил не для своей личной славы, а проповедовал именно слово Божие. Вера Сергеевна (дочка священноисповедника Сергия) вспоминает: «Смотрю на отца, а у него очки полны наполовину слезами, даже проливались слезы, а голос не дрожит». Это интересная особенность. Слезы половину очков наполняют, а голос твердый, решительный. Наталья Федоровна говорила, что какой-то румянец был на щеках отца Сергия, и было его интересно слушать, потому что он весь был в этом слове, говорил от всей души, от всего своего состояния, какой есть он человек. И недаром, когда в 1935-м году его арестовали, то множество людей допрашивали (точную цифру сейчас невозможно назвать), и они отвечали как свидетели на вопросы: «Как вы относитесь к проповедям протоиерея Сергия? Что он говорил и как он говорил?» Когда читаешь в следственном деле обтекаемые ответы, неясные, специально не дающие особой информации, думаешь: человек захотел скрыть силу слов священноисповедника Сергия. Но одна женщина все-таки довольно подробно рассказала. Получилось во вред отцу Сергию, но когда мы прочитали эти слова 60 лет спустя — я даже ощутил чувство благодарности за то, что она так сделала. Она рассказала, о чем говорил отец Сергий в церкви Святой Троицы.

Совершал богослужение отец Сергий не просто так, а от всей души. Это была полнота жизни. Очень торжественно проходили службы Страстной Седмицы и Пасхи. Сохранилась одна проповедь на Вход Господень в Иерусалим, в которой содержится призыв отца Сергия: «Вы не забудьте причаститься в Великий Четверг, это очень важно для всех людей». Сын, который эту проповедь записал на магнитофон с текста, содержавшегося в одной тетрадке, комментирует: «Почему отец Сергий так говорил? Потому что на Вербное воскресение в церковь Троицы приходило много людей, из которых причащались 2000 человек». Когда я начал служить диаконом в Москве, в Великий Четверг причащалась одна тысяча человек – это очень тяжело, т.к. большое количество. 2000 человек – даже представить себе трудно. Такое число прихожан было как бы норма для такого праздника, а в Великий Четверг могло быть меньше, потому что в Воскресение с вербами больше людей приходило. И отец Сергий уговаривал людей быть участниками Тайной Вечери в Великий Четверток.

Прихожане Троицкой церкви радовались своему храму, любили его, чтили. Там было множество прекрасных икон, были и картины на холстах, именно картин, которые писали академики живописи, несколько картин-икон висели на стенах. В маленьком Смоленском приделе вообще были древние иконы, яркие и разноцветные. Как рассказывает отец Анатолий (сын священноисповедника Сергия), там служили раз в год, на Смоленскую, 10 августа, и поэтому иконы сохранились нетронутыми, не закоптились и не почернели.

Особенность Троицкого храма заключалась в том, что в его стенах были заложены металлические крючки. Для чего? Оказывается, чтобы выделить его среди других храмов. Во время строительства крючки в стенах решили встроить, для того чтобы на Пасху вешать фонари. Ведь тогда электричества никакого не было. В хозяйстве храма были фонари, простые, кубической формы, со стеклом, и внутри зажигалась свеча, а сверху находилась петля, чтобы можно было повесить на крючок в стене. Перед Пасхой эти фонари зажигались, и множество молодых людей развешивали их перед пасхальной службой по контуру храма и на колокольне, даже до креста. Весь храм светился на Пасху, в отличие от других храмов. Говорят, очень красиво смотрелся храм из-за реки, отражаясь в воде; освещенные линии храма были видны в темноте. Конечно, были и фейерверки на Пасху, это чисто русская традиция. Торжественно и ярко праздновалась Пасха.

Сохранились записи одной прихожанки:

«Весь Великий пост хотелось сделать так, чтобы было красиво на службе. Мастерили цветочки на прутиках, оборачивали специальной бумагой и красили розовой краской, как бы яблоневые цветочки на веточках, и делали так, чтобы они виднелись – светились и горели».

Даже не знаю, как это делали – лампочками? Тогда ведь не было батареек. Или какими-нибудь специальными приспособлениями, чтобы веточки освещались. Такие яркие и искусно выполненные украшения готовили к празднику.

На Пасху была традиция подниматься на колокольню храма. Там был большой помост, висели громадные колокола, звон был торжественный. Звонили на Пасху днем, как сейчас в Псково-Печерском монастыре. Служба закончится, и через полчаса звонят 2–3 часа на Пасхальной седмице. Это удивительная традиция, в Касимове 8 церквей, и все звонят — трудно себе представить, как это было торжественно и красиво.

Интересной и важной деталью тех лет был базарный день в Касимове в четверг. Люди приезжали на рынок, в первой половине дня они делали закупки и все необходимое, а потом батюшки собирались у дедушки Анатолия Авдеевича, чтобы повидаться и поговорить о церковной жизни, о церковных проблемах, о том, как бороться с искажениями в службах, как вести себя священникам по отношению к тому или другому явлению, как священникам говорить, какую проповедь лучше сказать. За чаем у отца Анатолия и его супруги Клавдии обсуждали важнейшие проблемы. Среди батюшек, собиравшихся с округи, отец Сергий имел авторитетный голос. Его даже просили: «Скажи что-нибудь импровизационное — о чем ты будешь говорить на проповеди в следующее воскресенье?» Он говорил, батюшки обдумывали и критиковали, если что не так, и приходили к некоему итогу, как лучше говорить и как взаимодействовать с прихожанами. Это была замечательная традиция общения для батюшек, которые служили в Касимове и окрестностях. Когда разговор волей-неволей касался богословских высот, то отец Михаил (Дмитрев, 1873–1937; священномученик) говорил такие слова: «Фёдор (это его брат), а навоз ты вывез на поле или нет?» — чисто хозяйственное заземление возвышенных бесед: не надо так высоко, давайте попроще. Это поразительно — здесь и смирение, и простота, и в то же время напоминание, что не надо слишком возноситься умом, надо проще быть. Это было одно из самых светлых явлений касимовской жизни. Батюшки собирались и летом, и зимой — у каждого была своя лошадь, которая привозила его из-под Касимова в город, потом обратно. В отличие от современных машин, у лошадей было замечательное устройство (это мне мама рассказывала), которое можно сейчас назвать «автопилот». Отец Михаил поговорит с отцом Сергием, обсудит все проблемы, потом выходит на улицу (надо ехать домой, будь то зима или лето), забирается зимой в сани, летом в телегу, хлопает по крупу лошадь и говорит: «Домой!», — и спокойно заворачивается в тулуп зимой, а летом просто так, на телеге, и уже не обращает внимания на дорогу. Лошадь идет домой сама, ни с кем не сталкивается. Спокойно подъезжает и останавливается около своего дома, и тогда батюшка просыпается: «Как хорошо, что мы уже дома!» Но такая жизнь продолжалась совсем недолго.

В 1924-м году отец Сергий ездил со своим отцом Анатолием в Москву на встречу с Патриархом Тихоном, которую устроил старший брат Владимир. Патриарх подарил им свою фотографию. В 1925-м году начались обновленческие движения, обновленцы появились в городе и в других местах, возникли трудности. Но главное, что какое-то время в Касимове была полнота церковной жизни и возможность проповеди, служения и пастырского назидания людей. Полнота жизни, о которой мы можем только вспоминать – как о хорошем и добром времени.

(Продолжение следует.)

Протоиерей Сергий Правдолюбов
Подготовил иеромонах Памфил (Осокин)

26 сентября 2022 г.

По материалам сайта Православие.Ru

/фоторепортаж/

• < Назад
• Вперёд >